А я варю:) много! Я умею делать многое. Разное. Могу, если постараюсь, испечь лимонную меренгу высотой с шапку мономаха. Могу нарисовать кошку, которая сидит. Могу приготовить щавелевые щи и все будут закатывать глаза, как вкусно. Могу котлеты, сырники, спринг-роллы, пахлаву, торты, салаты и лимонад.
А вот варенье я не могу. Не могу и не хочу.
На варенье смотрят снизу вверх, привставая иногда на цыпочки, чтобы было лучше видно. Варенье нюхают, потому что оно пахнет горячей ягодой, а это иногда вкуснее горячего хлеба. Варенье капают в голубоватую розетку и смотрят на свет. Варенье едят пальцем и потихоньку, когда никто не видит, иначе неинтересно.
Варенье — процесс алхимический. Отмерь, засыпь, оставь. Посмотри, как появляется сок. Подогрей. Оставь. Шлепнись от аромата в обморок. Доведи до кипения, сними пенку, съешь пенку.
Нет. Все не так. Должен быть таз. Должна быть бабушка в белой косынке узлом назад. Белое блюдце с золотой щербатой каймой. Ложка на очень длинной ручке. Тата, это пенка.
Не говорите мне слово «пенка» никогда. Пенка быть съедобной не может. Это не пенка. Это пена! Как в ванне, только розовая. И если пальцем потрогать — тоже как пена. А если лизнуть, то еще и сладкая. А под шапкой пены — рубиновый сироп. В него тоже вкусно макать палец. Или слизывать прямо с блюдца, будто кошка по имени Серая.
В дачной пристройке пахнет летом — вишней, клубникой, смородиной и немножко керосином. Потому что таз с вареньем тяжело булькает на керосинке, а рядом лежит спичечный коробок в тяжёлой, чугунной что ли, пепельнице в виде спящей собаки-пойнтера.
А по стеклу ползет захмелевшая оса.
© Грета Флай
